|
Фотография
1905 г.
Из семейного альбома Кругловых-Кочуровых-Агузаровых-Полле, Томск.
Молодожёны Кочуровы — Александр и Евдокия
(Круглова в девичестве). Они появились в Зубово-Полянском районе в
конце
1920-х годов. И места наши оказались для них несчастливыми ...
Это были годы, когда Советская власть начала форсированными темпами
проводить политику создания коллективных хозяйств — колхозов. Нужно
сказать, что объединения хозяйств в большинстве деревень и волостей
преимущественно аграрной страны в те годы уже существовали.
Назывались они СККОВами — сельскими комитетами крестьянских обществ
взаимопомощи. Создаваться они начали в 1921 г. Деятель-ность их не
распространялась на все стороны хозяйственной жизни и носила
характер именно взаимопо-мощи — в тех случаях, когда это было нужно и
там, где это было нужно. Возможно, в будущем они разви-лись бы в
более сложные формы кооперации. Компартию такие самоуправляемые
сообщества не устраи-вали, т. к. создавались они самими крестьянами и
не подчинялись властям. По замыслам Ленина и после-дующих
коммунистических идеологов должны были быть созданы полностью
зависимые от властей но-вые коллективные хозяйства, легко управляемые
и полностью подчиняющиеся компартии. Причём, при создании колхозов
власти старались опереться на бедняков, в силу своего положения
должных быть недо-вольными существующим положением вещей.
Крестьян, даже бывших членами СККОВов, и даже во многих случаях
бедняков, эта политика (которая к тому же проводилась при
одновременной конфискации — именовавшейся хлебозаготовками — у них
зерна) не устраивала, и повсеместно, как могли, они ей
сопротивлялись.
Так,
в ночь с 24 на 25 марта 1930 года в селе Тарханская Потьма
Зубово-Полянского района состоялось массовое выступление крестьян.
Утром 25 марта толпа женщин, около 200 человек, выгнала на улицу
семьи бедняков, которые были поселены в дома, отобранные у так
называемых кулаков.
В апреле 1930 года в селе Куликове того же Зубово-Полянского района
в момент пробного выезда создан-ного колхоза «Валда ян» в поля
(скорее всего, конфискованные у других жителей села) жительница села
Муштайкина ударила в колокол и, после того, как собралось около 400
женщин, толпа под руководством дочери лишенца — Лозановой, с кольями
и палками, отправилась в поле к месту работы колхозников, требуя
прекращения работ. Те отказались прекратить работу, и Лозанова,
подав знак толпе, начала кричать «бей их», сама же ударила по голове
колхозника Борискина. Был нанесен удар также колхознику Трепки-ну.
И хотя в донесениях в обком компартии эти выступления именовались
«кулацкими», их массовый характер говорит о том, что
несправедливость проводимой политики вызывала возмущение всех
жителей, как зажиточных, так и бедных.
И такие выступления в эти годы в только что созданном Мордовском округе носили
повсеместный харак-тер. В феврале 1931 г. на I съезде Советов
была приведена следующая статистика: «Только за один 1929 год
зафиксировано 160 случаев террористических выступлений кулачества. В
1930 году зафиксировано 149 террористических актов. Таким образом,
всего за 2 года зафиксировано 309 террористических актов».
Фактически попытки сопротивляться антинародной политике властей
в округе происходили через каж-дые два-три дня. И это только открытые
выступления.
Пытаясь подавить их, Советская власть обрушила на крестьян весь
репрессивный аппарат государства — вооружённую милицию, тайную
полицию (НКВД), прокуратуру и суды. В Зубовополянском районе
реп-рессиям подверглись — и это только по открытой статистике –
около 600 человек с семьями. Из них 50 человек были расстреляны.
… В 1970 г. Мордовским обкомом компартии будет издана книга «Победа
колхозного строя в Мордовской АССР». В 1991 г. искусственно
созданные колхозы республики, служившие инструментом нещадной
экс-плуатации крестьян,
распадутся, и положение в деревнях и сёлах вернётся примерно к
ситуации 1921 г.
Особую ненависть коммунистическая власть испытывала к «служителям религиозного
культа» — священ-никам и монашествующим. Она справедливо видела в
них соперников в идеологической сфере. Вот исто-рия только одной
семьи из репрессированных священников Зубово-Полянского района,
ставшая нам из-вестной только несколько недель назад.
Фото 1927 г., Керенск. Из семейного альбома Кругловых-Кочуровых-Агузаровых-Полле (Томск).
Евдокия Васильевна Кочурова и четверо
оставшихся ещё в родительском доме детей,
младшая Зина больше похожа на мальчика.
Александр Кочуров после окончания духовной семинарии
получил назначение в Любичи Московской гу-бернии. Здесь познакомился
с 20-летней красавицей Евдокией, которая родилась в с. Широмасово
(ныне Мордовия) в
семье священника. Позже Евдокия Васильевна
неоднократно вспоминала удивительную нищету отчего дома своего
жениха, когда тот привёз знакомить невесту с родителями. Они жили в
избе с земляным полом. Отец жениха, служивший между Москвой и Тулой,
был псаломщиком, т.е принадлежал к низшему сословию в церковной
иерархии. Сельские священники, служившие в бедных селах, были такими
же бедными, как и их паства.
Отец Александр сумел избежать первой волны антирелигиозных
репрессий, физического уничтожения при исполнении людоедского
ленинского призыва "чем больше священников повесим, тем лучше". Но,
озабоченный необходимостью кормить семью, в которой один за другим
появилось шесть детей, был вы-нужден кочевать из деревни в деревню,
где больше требы. В 1920-е годы оказался в Спасском уезде Тамбовской
губернии и стал служить в мордовских сёлах .
Власти, следуя новой идеологии, всячески притесняли единственного
священника в округе. Семья жила очень тяжело, питались тем, что
приносила нищая мордва в церковь. Тем не менее, родители делали всё,
чтобы дети выучились и смогли выскочить из деревенской бедности. Но
сделать это было не так просто — в близлежащих деревнях не было
русских школ. Ачадово — последнее село, которое могла вспомнить
позже в то время малолетняя Зинаида Александровна, самая младшая
дочь священника. В Ачадове рабо-тала только начальная школа на
мордовском языке. Ближайшим городом со школами на русском языке
оказался Керенск Пензенской губернии (в честь 300-летия в 1936 г.
городу был понижен статус до села с названием Вадинск. Негоже было в
год принятия сталинской конституции иметь город, напоминающий о
премьере Временного правительства).
Все дети Кочуровых стали учиться в Керенске, проживая на съёмных
квартирах. Кормились тем, что при-возили из села. Мать месяцами
проживала с детьми в Керенске, а отец оставался один, только на
канику-лах собирались все вместе в Ачадове.
Дети вырастали. Старшая дочь Нина вышла замуж, уехала на Кавказ.
Другая дочь Ольга переехала в Томск. Почему в Томск ? Хотели
уехать как можно дальше от деревенской нищеты и чекистского надзора.
В то время многим казалось, что где-то есть места, где живётся лучше
и свободнее, и волны переселенцев метались по стране, встречаясь на
вокзалах.
Устроившись в Томске, Ольга вызвала к себе сестёр Веру и Тосю, все
окончили в Керенске 9 классов с педагогическим уклоном (с правом
работать в школе). При устройстве на работу сёстры Кочуровы
скры-вали, что являются детьми священника, записывали отца учителем.
Двое младших детей, Миша и Зина, продолжали учиться в Керенске.
Забегая вперёд, отметим, что все 6 детей Кочуровых получили
профессии учителей.
А их отец находился под всё усиливавшимся надзором властей и НКВД,
не имел права свободного пере-движения, но целеустремлённо
вытаскивал детей "из житейского капкана". Но беда одна не ходит :
находящиеся одни в чужом городе, влачащие полуголодное
существование, одна за другой, в 1928 г. в Томске умирают обе
старшие в семье, но юные по возрасту сестры. Одну хоронить поехала
мать, а на по-хороны второй разрешили выехать отцу. Александр
Алексеевич раздумывал, как остаться в Томске на-всегда и перевезти
остаток семьи. Но власти фактически взяли Евдокию Васильевну в
заложники, не вы-пускали из села даже чтобы привезти детям в Керенск
пропитание, и отец вернулся в Ачадово.
1929 год. Поздней осенью отец с матерью поехали проведать Зину и
Мишу в Керенск. Когда проехали на телеге уже большое расстояние,
обнаружили, что потеряли плащ с капюшоном, вещь для священника,
обслуживавшего несколько деревень, незаменимую. Решили вернуться.
Оказалось, что плащ обронили около одной деревни, кто-то его подобрал,
узнали плащ священника. Отца Александра сразу арестовали (видимо
заподозрили, что убегают !).
Дети так и не попрощались с ним и
больше его не увидели уже никогда. Семья о нём ничего не смогла
узнать, лишь жене сказали, что его отправили на Соловки. Много лет
Евдокия Васильевна жила верой в чудо, ожидая встречи с мужем. Увы !
Семья осталась без кормильца. Сразу же после ареста мужа Евдокия
Васильевна ликвидировала кое-какое хозяйство в Ачадове и переехала к
детям в Керенск. Окончился учебный год и летом 1930 г., пытаясь
спрятаться от преследования, мать вместе с двумя младшими детьми
перебралась в Томск к дочери Ольге. В Томске жили на съёмной
квартире очень бедно. Маленькая комнатушка, 10-летняя Зина с
15-летним Мишей спали на одной кровати. Мать временами устраивалась
домработницей, но как только узнавали, что попадья, сразу выгоняли.
Миша начал учиться в педучилище, иногда приносил тарелку супа для
Зины. Ольга работала делопроизводителем и, как могла, поддерживала
семью.
С большим трудом, утаивая происхождение, Оля, Миша и Зина
заканчивают институты. Их мать умрёт, так и не узнав ничего
достоверного о судьбе супруга. Во время войны Миша будет
мобилизован, но вскоре после ранения и госпиталей вернётся домой.
Морально травмированный и сломанный, он никогда не же-нится и не
будет иметь детей. Фамилия Кочуровых оборвалась.
Из всей семьи только младшей, Зинаиде Александровне, в возрасте 86
лет, в 2006 г., через 77 лет после ареста отца, за два месяца до своей смерти, благодаря Томскому «Мемориалу» довелось узнать о действи-тельной судьбе своего отца, священника Александра
Алексеевича Кочурова, обвинённого в Мордовии в призывах и агитации к
свержению Советской власти и приговорённого к расстрелу 3 декабря
1929 г., и реабилитированного в 1990 г. (список
репрессированных в районе).
Июль 2008
г.
Автор сайта выражает признательность Э. Г.
Полле (г. Томск), супругу Тамары Михайловны Агузаровой, внучке
Ачадовского священника отца Александра, за предоставленные сведения о
жизни и судьбе его и его семьи.
|
